Мария Мелех - Сны Бога. Мистическая драма
– Пэм, – ласково спрашиваю я ее, как старую знакомую, – у тебя ведь есть дети?
– Да, – шелестит она, словно стесняясь своей жизни, – дочь. Ей тринадцать.
И сползает еще ниже, тщетно пытаясь укрыть грудь в прозрачной воде.
– Ох, слава Богу… А то я уж подумал… – я подмигиваю ей, и она растерянно улыбается, распавшись на атомы от моих бесконечных опытов и химических реакций.
– А расскажите, как вы познакомились? – щебечет Дорис, подплывая близко… Слишком близко. Милая, ты не девственница, чтобы я принимал ванну после тебя, желая омолодиться.
Памела молчит, выжидая, когда я приду на помощь. Я не иду – лечу!
– О, это было давно… На маленьком пленере. Да, Памела?
Она кивает.
– И что, – с въедливой неприкрытой иронией продолжает Дорис, – сразу стали встречаться?
– На следующий день, – четко выстреливает Пэм.
Она уже разобралась в ситуации. Неужели Дорис допустила оплошность и чем-то выдала долгий срок пребывания в роли моей тени? Моя секретарша не справляется с эмоциями и поджимает губы: на следующий день! «Да, – молча злорадствую я, – а ты бродишь возле моего дома уже шестой год!» Моя первая женщина, тем временем, невозмутимо продолжает:
– Я была так удивлена! Я всего лишь заинтересовалась беседой с Ником, он был развит не по годам. Позвала его на чашечку кофе, а спустя три часа он отвозил меня домой и не отпустил без поцелуя… Ты знаешь, что он такой настойчивый?
Бедная девочка совсем раздавлена. Криво улыбнувшись, она готова и дальше выслушивать счастливую историю чужой любви. В моей голове вдруг вспыхивает озарение: эта циничность вот-вот обернется против меня. Сейчас моя бывшая подружка начнет рассказывать, как мы предавались романтическим утехам, а затем… Таким же точным выстрелом убьет наповал и мой образ в глазах Дорис: «А потом я сказала ему, что нам лучше расстаться».
Кому я мщу? Джону за его настойчивость в обустройстве моей личной жизни? Или – ему же – за предательство дружбы ради мещанского семейного счастья? Впрочем, вряд ли второе: я никогда не претендовал на право собственности на своих друзей. Он бы удивился и оскорбился, если бы однажды понял, как тщательно я отмеряю дозировку общения с ним и ему подобными.
Дорис? Она всего лишь жертва моих чар и своего эгоизма. Она заперта в картонную коробку, оклеенную розовой бумагой. Там, вместе с ее личностью, лежат вырезки из глянцевых журналов – все по последней моде на магию мысли и намерения. Тут тебе и вилла на престижном берегу, и авто в цвет губной помады, и принц (может быть, даже два – на всякий случай). Пусть на другом уровне, но она чувствует то же самое, что и я: непреодолимый магнетизм своей цели. Она – словно мое отражение в нижнем мире: вправе ли я пенять на ее настойчивость, если сам с маниакальным упорством воплощаю свой замысел?
Или это моя месть тебе, за твою бездумную юную жестокость? Я гоню эту мысль прочь, не желая поднимать из глубин свою темную сторону. Я не знаю, кому приношу эти клятвы в нежности. Столько боли и отчаяния – удержу ли я свои пальцы в миллиметре от судорог на твоей шее, когда встречу тебя? Как только рождается этот вопрос, вопль несогласия рвется из моей души: я не хочу знать этого о себе! Я лучше буду думать, что отыгрываюсь на них: только за то, что они – это не ты, а сплошная живая стена, колышущаяся масса целеустремленных тел, практических расчетов и ничтожных эмоций. Они искушают меня, призывая присоединиться к всеобщему земному пиру. Они подчеркивают мое одиночество, сбиваясь в стада. Они соблазняют меня своими телами, изготовленными на современной фабрике жизни, оборудованной железными машинами, ультрафиолетовыми излучениями, шелкоткацкими станками. Я потерян в мире, который мне не подходит, у меня срабатывает инстинкт самосохранения, и ни один ангел не взял на себя смелость утверждать, что пульсация в моем сердце – истинна.
Но я до сих пор боюсь прикоснуться к ним: они оставят на моих руках и губах свой ядовитый налет, и он покроет волшебную пыльцу, оброненную тобой. Каждое их касание будет уносить меня все дальше от тебя, ввергать в забвение, стирать твой аромат с моей кожи. Это еще один способ потерять тебя – а ты продемонстрировала мне десятки других. Я не хочу. Я сбегаю.
За этими размышлениями я пропустил самодовольное мелодичное журчание Памелы, но мне чертовски везет: я подхватываю его как раз в тот опасный момент, когда она, выразительно глянув на меня, собирается поведать моей секретарше о том, как выставила за дверь влюбленного самонадеянного семнадцатилетнего паренька (может, писать это слитно, как биологический вид?)
– Но первая любовь долго не живет, не так ли, Пэм? – перебиваю я ее. – Тем более, что я у тебя был и не совсем уж первым.
– Здесь так романтично, – говорит моя помощница, – а от твоих рассказов, Памела, вообще голова закружилась. Я так и представила юного Николаса, страстно влюбленного, и ту весну. У меня идея: давайте я принесу плавающие свечки, я как раз купила их сегодня… И у нас где-то оставалось шампанское, да?
Она ловко выныривает и подтягивается на бортик. Внутренне застонав, я слежу за новоявленной русалкой, убежавшей прочь, оставив мокрые следы на мраморе, а затем и камне лестничных пролетов. «Пожалуйста, не возвращайся!» – умоляю я. Почему Вселенная издевается надо мной? Вместо желанного одиночества я опять втянут в человечьи игры. Что за обязанность – сопрягаться и строить пары?
– Тебя что-то гнетет, Ники, я вижу, – Пэм оборачивается ко мне.
Я отмалчиваюсь (что в этом удивительного? Это так мужественно), и она продолжает:
– Тоскуешь по ней?
Я вздрагиваю. Миллион электрических разрядов пронзает мое тело. Поднимаю глаза на блондинку.
– В газетах писали, что она тебя бросила… Сколько лет уже прошло?
– Ты не очень деликатна, Пэм. Все-таки изменилась.
– Прости, но я не со зла. Мне жаль тебя.
– Меня все жалеют. А зря. Они и понятия не имеют, о чем именно надо жалеть.
– Так сколько времени прошло?
– Шесть лет, – лгу я, назвав растиражированную официальную дату. Запах свежих газет из далеких дней ударяет в нос.
– Это много… У тебя до сих пор нет подружки?
– У меня бывают женщины. Этого достаточно.
Опять ложь. Нечистая ложь, чтобы скрыть еще более постыдную правду.
– Женщины? Не ври мне. Ты любишь отношения, а не бесцельный секс.
– Я тоже переменился, – сухо отвечаю я ей.
Раздается звонкий топот быстрых ног, и в зал врывается разрумянившаяся Дорис с нарядной коробкой в одной руке, и не менее праздничной бутылкой шампанского – в другой. В этот миг она еще столь непосредственна, подчинена своим самым искренним желаниям, что я невольно любуюсь ее молодостью. Но вот она подходит ближе, и ореол настоящего рассеивается, тонким джинном уходя в иные миры. Передо мной опять девушка из журнала, знающая, как к месту и вовремя использовать советы с тридцать седьмой страницы.
– О чем вы? Почему шеф такой грустный? Стоило оставить… Пэм, ты на него тоску болотную нагнала? Вода уже застоялась. Давайте-ка ее оживим свечами.
Признаться, это звучит возбуждающе – шеф.
Она бросает нам по зажигалке, и мы отправляем в путь маленькие лучезарные корабли.
– Я спросила у Николаса о Глэдис.
– Хм, – Дорис «обаятельно» морщит носик, – он не любит этих разговоров, это ты зря.
Странный эффект: они будто уплывают вместе со свечами из моего мира. Воздух сгущается между нами, и я слышу, как их голоса доносятся издалека. Мы под гипнозом. Девушки продолжают разговор о моей бывшей жене, зная – но уже не помня – что причиняют мне боль. Я, заведенной куклой, время от времени поддакиваю и вставляю ничего не значащие замечания. Слова теряют смысл, пространство насыщается идеей. Чьи-то чары окутывают нас, и мы теряем счет минутам. Нет, точнее: я теряю им счет.
Десяток маленьких свечей озаряет бликами воду, чуть тревожную от нашего дыхания, в дальних углах гулкого зала уже уплотняются тени детских страхов, и темнота, которая только что была простыми потемками, превращается в зыбкий мрак под действием моего (или общего?) подсознания. Последнее слово тяжелой каплей падает в воду, и воцаряется тишина, столь необычная для компании трех взрослых людей, двое из которых хотят заняться сексом. «Что бы сделал сейчас Джереми? – с легкой тоской думаю я. – И почему я не могу этого сделать?». Что за обязательства лежат на мне, какое проклятие? Разумеется, если бы одна из них, или сразу обе, сейчас подплыли ко мне и осмелились прикоснуться – я бы не устоял. Но начинать игру сам я не собираюсь. Видите ли, это не было моим желанием.
Однако, нельзя превращать это в подростковый фарс, ожидая, когда привидение вдруг выскочит из сумрака, заставив подругу прижаться к своему Ромео.
